Обувь первой мировой — сапоги, портянки, обмотки

«Сапог русского солдата» — за века отечественной истории это выражение стало почти идиомой. В разные времена эти сапоги топтали улицы Парижа, Вены, Берлина и многих других столиц. Но для первой мировой войны слова про солдатский сапог были явным преувеличением — в 1915-1917 большинство солдат Русской императорской армии сапог уже не носили.

Даже далёкие от военной истории люди по старым фотографиям и кадрам кинохроники первой мировой войны помнят диковинные для XXI века «бинты» на ногах солдат. Более продвинутые помнят, что такие бинты именуются обмотками. Но мало кто знает, как и почему появился этот странный и давно исчезнувший предмет армейской обуви. И почти никто не знает, как их носили и зачем они были нужны.

Любопытно, что в начале XX века обмотки были и общепринятым элементом одежды скаутов и спортсменов (бегунов, лыжников, конькобежцев) в зимнее время. Часто использовали обмотки и охотники. Эластичной синтетики тогда ещё не существовало, а плотный матерчатый «бинт» вокруг ноги не только фиксировал и защищал её, но и имел ряд преимуществ перед кожей — обмотка легче любых кожаных гетр или голенищ, нога под ней лучше дышит и следовательно меньше устаёт, а также надёжно защищает ногу от пыли, грязи, снега. Ходьба по росе, мокрому грунту или снегу не приводит к промоканию насквозь.

Русский сапог образца 1908 года

В первую мировую войну армия Российской империи пошагала в так называемых «сапогах для нижних чинов образца 1908 года». Этот стандарт был установлен циркуляром Главного штаба Военного министерства от 6 мая 1909 года за №103, который утвердил тот тип и покрой солдатского сапога, что просуществовал весь XX век и всё ещё состоит на вооружении российской армии.

Если во второй половине ХХ века этот сапог шился из искусственной кожи (кирзы), то в момент своего рождения он делался исключительно из специальном образом обработанной яловой кожи (юфти). Накануне первой мировой войны химическая и промышленность ещё не создали те синтетические материалы, из которых сегодня делается значительная часть нынешней одежды и обуви.

Пришедший из далёкой древности термин «яловый» в славянских языках обозначал не дававших или ещё не давших приплод животных. «Яловая» кожа для солдатских сапог изготовлялась из шкур годовалых бычков или ещё нерожавших коров. Такая кожа была оптимальной для долговечной и удобной обуви. Более старые или молодые животные не годились потому, что нежная кожа телят была ещё недостаточно прочна, а толстые шкуры старых коров и быков были наоборот слишком жёстки.

Хорошо обработанная китовым или тюленьим салом (ворванью) и берёзовым дёгтем яловая кожа именовалась «юфтью». Любопытно, что это средневековое русское слово перешло во все основные европейские языки. Французское «youfte», английское «yuft», голландское «jucht», немецкое «juchten» происходят именно от русского термина «юфть», в свою очередь заимствованного восточнославянскими племенами от древних булгар. Европейцы часто именовали юфть просто «русской кожей», так как ещё со времён Новгородской республики именно русские земли были основным экспортёром выделанной кожи.

К началу XX века Российская империя, не смотря на все успехи промышленного развития, оставалась прежде всего сельскохозяйственной страной. По статистике 1913 года на просторах Российской империи паслось 52 миллиона голов крупного рогатого скота и ежегодно рождалось около 9 миллионов телят. Это позволяло полностью обеспечить кожаными сапогами всех солдат и офицеров русской армии, которых накануне войны насчитывалось 1 млн. 423 тыс. человек.

Кожаный сапог русского солдата образца 1908 года имел голенище высотой 10 вершков (около 45 сантиметров), если считать от верхнего края каблука. Для гвардейских полков голенища были на 1 вершок (4,45 см) длиннее.

Голенище сшивалось одним швом сзади. Это была новая для того времени конструкция, так как прежний солдатский сапог шился ещё по образцу русского средневековья и заметно отличался от современного. Например, голенища у такого сапога были более тонкими, сшивались двумя швами по бокам и по всему голенищу собирались в гармошку. Именно такие сапоги, напоминавшие обувь стрельцов ещё петровской эпохи, были популярны в России у зажиточных крестьян и мастеровых в конце XIX веков.

Солдатский сапог нового образца при соблюдении всех технологий был более прочным, чем прежний. Поэтомк неслучайно, что такая конструкция, сменив лишь материал на более современный, сохранилась до наших дней.

Циркуляр №103 от 6 мая 1909 года строго регламентировал изготовление и все материалы солдатского сапога, вплоть до веса кожаных стелек, которые при 13% влажности в зависимости от размеров должны были весить от 5 до 11 золотников (от 21,33 до 46,93 грамм). Кожаная подошва солдатского сапога крепилась двумя рядами деревянных шпилек.

Каблук был прямой, высотой 2 см, и крепился железными шпильками от 50 до 65 штук в зависимости от размера. Всего же устанавливалось 10 размеров солдатских сапог по длине ступни и три размера (А, Б, В) по ширине. Любопытно, что самый маленький размер солдатского сапога образца 1908 года соответствовал современному 42 размеру. Сапоги носились не на тонкий носок, а на почти исчезнувшую сегодня из нашего быта портянку.

В мирное время на год рядовому полагалась одна пара сапог и три пары портянок. Поскольку в сапоге изнашивается прежде всего подмётки и подошвы, то их на год полагалось два комплекта, а голенища менялись только раз в год.

В тёплое время года солдатские портянки были «холщёвые» — из льняного или конопляного холста, а с сентября по февраль солдату выдавались «суконные» — из шерстяной или полушерстяной ткани.

Оптом на закупку кожаного сырья и пошив одной пары солдатских сапог накануне 1914 года царская казна тратила 1 рубль 15 копеек. По уставу сапоги должны были быть чёрного цвета, кроме того, натуральная сапожная кожа при интенсивной эксплуатации требовала регулярной смазки. Поэтому на чернение и первичную смазку сапог казна выделяла 10 копеек. Итого по оптовой цене солдатские сапоги обходились Российской империи в сумму 1 рубль 25 копеек пара — примерно в 2 раза дешевле, чем стоила пара простых кожаных сапог в розницу на рынке.

Офицерские сапоги были почти в 10 раз дороже солдатских, отличаясь и фасоном, и материалом. Шились они индивидуально, обычно из более дорогой и качественной козлиной «хромовой» (то есть, особым образом выделанной) кожи. Такие «хромовые сапоги», по сути, были развитием знаменитых в русском средневековье «сафьяновых сапог». Накануне 1914 года простые офицерские «хромовые» сапоги стоили от 10 рублей за пару, парадные — около 20 рублей.

Кожаные сапоги тогда обрабатывали ваксой или гуталином — смесью сажи, воска, растительных и животных масел и жиров. Например, каждому солдату и унтер-офицеру в год полагалось 20 копеек «на смазку и чернение сапог». Поэтому только на смазку сапог «нижних чинов» армии Российская империя ежегодно тратила почти 500 тыс. рублей.

Любопытно, что, согласно Циркуляру Главного штаба №51 от 1905 года, для смазки армейских сапог рекомендовалась вакса, производившаяся в России на фабриках немецкой фирмы Фридриха Баера — это химическая и фармацевтическая фирма и ныне хорошо известна под логотипом Bayer AG. Напомним, что до 1914 года почти все химические заводы и фабрики в Российской империи принадлежали немецкому капиталу.

Всего же накануне войны на солдатские сапоги царская казна тратила ежегодно порядка 3 миллионов рублей. Для сравнения, бюджет всего Министерства иностранных дел был лишь в 4 раза больше.

Снабжение обувью в русской армии

Вплоть до середины XX века любая война была делом армий, передвигавшихся, в основном, «на своих двоих». Искусство пешего марша было важнейшей составляющей победы. И, естественно, главные нагрузки выпадали на ноги солдат.

И поныне обувь на войне один из самых расходных предметов наряду с оружием, боеприпасами и человеческими жизнями. Даже когда солдат не участвует в боях, на различных работах и просто в полевых условиях он прежде всего «тратит» обувь.

Особенно остро вопрос снабжения обувью встал в эпоху появления массовых призывных армий. Уже в русско-японскую войну 1905года, когда Россия впервые за всю свою историю, сосредоточила на одном из дальних фронтов полмиллиона солдат, армейские интенданты заподозрили, что в случае затягивания войны армии угрожает дефицит сапог. Поэтому, накануне 1914 года, тыловики собрали на складах 1,5 миллиона пар новых сапог. Вместе с 3 миллионами пар сапог, хранившихся и использовавшихся непосредственно в армейских частях, это давало внушительную цифру, успокоившую командование. Никто в мире тогда не предполагал, что будущая война затянется и опрокинет все предварительные расчёты.

Уже к концу августа 1914 года в России из запаса призвали 3 миллиона 115 тысяч нижних чинов, до конца года мобилизовали ещё 2 миллиона человек. Отправлявшимся на фронт полагалось две пары сапог — одна непосредственно на ноги и вторая запасная. В результате уже к концу 1914 года запасы сапог иссякли не только на складах, но и на внутреннем рынке страны. По прогнозам командования на 1915 год с учётом потерь и расходов требовалось уже не менее 10 миллионов пар сапог, взять которые было негде.

До войны производством обуви в России занималась исключительно кустарная промышленность, тысячи мелких ремесленных фабрик и отдельных сапожников, разбросанных по всей стране. В мирное время они справлялись с армейскими заказами, но системы мобилизации сапожников для выполнения новых огромных армейских заказов в условиях военного времени не было даже в замыслах.

Генерал-майор А.С.Лукомский, начальник мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба (ГУГШ), позднее так вспоминал об этих проблемах: «Невозможность удовлетворить потребности армии средствами отечественной промышленности определилась как-то неожиданно для всех, не исключая и интендантского ведомства. Оказался недостаток кож, недостаток дубильных веществ для их выделки, недостаток мастерских, недостаток рабочих рук сапожников. Но все это произошло от отсутствия правильной организации. На рынке кож не хватало, а на фронте сгнивали сотни тысяч кож, снимавшихся со скота, употреблявшегося в пищу для армии... Заводы для приготовления дубильных веществ, если бы об этом подумали своевременно, нетрудно было устроить; во всяком случае, не трудно было своевременно получить из-за границы и готовые дубильные вещества. Рабочих рук было также достаточно, но опять-таки о правильной организации и развитии мастерских и кустарных артелей своевременно не подумали».

Работы по производству обуви долго велись бессистемно, нерегулируемый рынок на массовые закупки кожи и сапог ответил дефицитом и ростом цен. За первый год войны цены на сапоги выросли в 4 раза — если летом 1914 года простые офицерские сапоги в столице можно было пошить за 10 рублей, то через год их цена уже перевалила за 40 рублей, хотя инфляция ещё оставалась минимальной.

Проблемы усугубляла и полная бесхозяйственность, так как долгое время не использовались шкуры скота, забитого для питания армии. Холодильная и консервная промышленности тогда только зарождались, и десятки тысяч животных огромными стадами гнали прямо к фронту. Их шкуры дали бы достаточно сырья для производства обуви, но обычно они просто выбрасывались.

Не берегли сапоги и сами солдаты. Каждому мобилизованному выдавали две пары сапог, и нередко солдаты продавали или меняли их по пути на фронт. Позднее генерал А.А.Брусилов в своих мемуарах писал: «Чуть ли не все население ходило в солдатских сапогах, и большая часть прибывших на фронт людей продавала свои сапоги по дороге обывателям, часто за бесценок и на фронте получала новые. Такую денежную операцию некоторые искусники умудрялись делать два-три раза».

Генерал несколько сгустил краски, но примерные расчёты показывают, что, действительно, порядка 10% казённых армейских сапог за годы войны оказались не на фронте, а на внутреннем рынке. Армейское командование пыталось с этим бороться. Так, 14 февраля 1916 года по VIII-й армии Юго-Западного фронта был издан приказ: «Нижних чинов, промотавших вещи в пути, а также прибывших на этап в рваных сапогах, арестовывать и предавать суду, подвергнув предварительно наказанию розгами». Проштрафившиеся солдаты получали обычно 50 ударов. Но все эти вполне средневековые меры проблемы уже не решали.

Не меньшим головотяпством обернулись и первые попытки организовать массовый пошив сапог в тылу. В некоторых уездах местные полицейские чины, получив распоряжение губернаторов о привлечении к работе в земских и военных мастерских сапожников из районов, не занятых работой на армию, решили вопрос просто — приказали собрать по селам всех сапожников и, как арестованных, под конвоем доставить в уездные города. В ряде мест это обернулось бунтами и драками населения с полицией.

В некоторых военных округах была проведена реквизиция сапог и сапожного материала. Также всех кустарей-сапожников в принудительном порядке обязали изготовлять за плату для армии не менее двух пар сапог в неделю. Но в итоге, по данным Военного министерства, за 1915 год войска получили лишь 64,7% потребного количества сапог. Треть армии оказалась разутой.

Кризис снабжения: войска обувают в лапти

Генерал-лейтенант Н.Н. Головин так описывает положение с обувью в то время, когда он был начальником штаба 7-й армии на Юго-Западном фронте осенью 1915 года в Галиции: «Высадившись с железной дороги, части этой армии должны были пройти 4 или 5 переходов, чтобы занять назначенные на фронте места. Это походное движение совпало с осенней распутицей, и пехота потеряла свои сапоги. Тут начались наши страдания. Несмотря на самые отчаянные просьбы о высылке сапог, мы получали их столь ничтожными порциями, что пехота армии ходила босая. Такое катастрофическое положение длилось почти два месяца».

Отметим указание в этих словах не только на нехватку, но и на плохое качество армейских сапог. Уже в эмиграции в Париже он вспоминал: «Такого острого кризиса, как в снабжении обувью, в прочих видах снабжения не приходилось переживать».

В 1916 году командующий Казанским военным округом генерал А.Г.Сандецкий докладывал по инстанции, что 32 тысячи 240 солдат запасных батальонов округа, подлежащих отправке на фронт, не имеют обуви и так как ее нет на складах, то Казанский военный округ вынужден отправлять пополнение на фронт обутым в лапти.

О вопиющих проблемах с обувью на фронте рассказывают и письма солдат Первой мировой войны. В одном из таких писем, сохранившихся в архивах города Вятка, можно прочитать: «Обувают нас не в сапоги, а выдают ботинки, а пехотным лапти выдают <…>».

Для борьбы с обувным кризисом 13 января 1915 года командование русской армии дало разрешение шить для солдат сапоги с укорочёнными на 2 вершка голенищами, а затем последовало предписание выдавать солдатам вместо кожаных сапог ботинки с обмотками и «парусиновые сапоги», то есть сапоги с голенищами из брезента.

До войны рядовым русской армии полагалось всегда носить сапоги, теперь же для работ вне строя разрешили выдавать любую другую имеющуюся в наличии обувь. Во многих частях, наконец, стали использовать шкуры забитого на мясо скота дня изготовления кожаных лаптей.

С подобной обувью наш солдат впервые познакомился ещё во время русско-турецкой войны. У болгар кожаные лапти именовались «опанками», и именно так они названы, например, в приказе по 48-й пехотной дивизии от 28 декабря 1914 года. В начале войны эта дивизия из Поволжья была переброшена в Галицию и уже через несколько месяцев, столкнувшись с нехваткой сапог, была вынуждена делать для солдат опанки.

В других частях подобную обувку именовали на кавказский манер «каламанами» или на сибирский «котами», — как за Уралом называли женские полусапожки. Такие самодельные кожаные лапти в 1915 году уже были распространены по всему фронту.

Также солдаты плели для себя обычные лапти из лыка, а в тыловых частях изготавливали и носили сапоги на деревянной подошве. Вскоре армия даже начала централизованную закупку лаптей. Например, в 1916 году из города Бугульма земство поставило в армию 24 тысячи пар лаптей. Каждая пара лаптей обошлась казне в 57 копеек.

Понимая, что своими силами с дефицитом армейской обуви не справиться, царское правительство уже в 1915 году обратилось за сапогами к союзникам. Осенью того года в Лондон из Архангельска отплыла русская военная миссия с целю разместить во Франции и Англии русские военные заказы. Одной из первых, помимо просьбы о винтовках, стояла просьба о продаже 3 миллионов пар сапог и 3600 пудов подошвенной кожи.

Сапоги и обувь, не считаясь с расходами, в 1915 году пытались экстренно купить по всему миру. Для солдатских нужд пробовали даже партию резиновых сапог, закупленных в США, но от них все же отказались.

«Пришлось уже в 1915 году сделать очень крупные заказы на обувь — преимущественно в Англии и в Америке, — вспоминал позже начальник мобилизационного отдела Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) генерал-майор А.С.Лукомский, — Заказы обошлись казне очень дорого… были случаи крайне недобросовестного их выполнения, и они заняли очень значительный процент тоннажа судов, столь драгоценного для подвоза боеприпасов».

Немецкий Knobelbecher и английские Puttee

Трудности с обувью испытывали все стороны-участники в первой мировой войне.

Из всех стран, вступивших в бойню в 1914 году, полностью обуты в кожаные сапоги были только армии России и Германии. Солдаты «Рейха» начали войну в кожаных сапогах образца 1866 года, введённых ещё армией Пруссии. Как и русские, немцы тогда предпочитали носить солдатский сапог не с носками, а с портянками — Fußlappen по-немецки. Но, в отличие от русских, сапог немецкого солдата имел голенища на 5 см короче, которые сшивались двумя швами по бокам. Если все русские сапоги были обязательно чёрными, то в германской армии некоторые части носили коричневые сапоги.

Подошва укреплялась 35-45 железными гвоздями с широкими шляпками и металлическими подковами на каблуке — таким образом, метал покрывали почти всю поверхность подошвы, что придавало ей долговечность и характерный лязг, когда колонны германских солдат шли по мостовой. Масса металла на подошве сохраняла её во время маршей, но зимой это железо промерзало и могло застудить ноги.

Кожа также была несколько жёстче, чем у русских сапог, не случайно немецкие солдаты в шутку прозвали свою казённую обувку Knobelbecher — «стакан для игральных костей». Солдатский юмор подразумевал, что нога болтается в крепком сапоге, как кости в стакане.

В итоге более низкий и жёсткий немецкий солдатский сапог был чуть крепче русского: если в мирное время в России пара сапог полагалась солдату на год, то в экономной Германии — на полтора года. В холод подкованный массой металла сапог был неудобнее русского, но когда он создавался, Генштаб Прусского королевства планировал воевать только против Франции или Австрии, где не бывает 20-градусных морозов.

Французская пехота начала войну не только в заметных издалека синих шинелях и красных штанах, но и в весьма любопытной обуви. Пехотинец «Третьей республики» носил кожаные ботинки «образца 1912 года» — по форме точь-в-точь современная модельная мужская обувь, только вся подошва была проклепана 88 железными гвоздями с широкой шляпкой.

От лодыжки до середины голени ногу французского солдата защищали накладные кожаные «гетры образца 1913 года», фиксировавшиеся кожаным шнурком. Начавшаяся война быстро показала недостатки такой обуви — армейский ботинок «образца 1912 года» имел неудачный покрой в районе шнуровки, легко пропускавший воду, а «гетры» не только тратили дорогую в условиях войны кожу, но их было неудобно одевать и при ходьбе они натирали икры.

Любопытно, что Австро-Венгрия начала войну просто в ботинках, отказавшись от сапог, коротких кожаных Halbsteifel, в которых солдаты «двуединой монархии» провоевали весь XIX век. Брюки австрийских солдат сужались к низу и у ботинка застёгивались на пуговицы. Но и это решение оказалось не удобным — нога в низком ботинке легко промокала, а не защищённые брюки в полевых условиях быстро рвались в клочья.

В итоге, к 1916 году большинство солдат всех участвовавших в войне стран носили оптимальную для тех условий военную обувь — кожаные ботинки с матерчатыми обмотками. Именно в такой обуви в августе 1914 года вступила на войну армия Британской империи.

Богатая «фабрика мира», как тогда называли Англию, могла позволить себе одеть всю армию в сапоги, но ее солдатам приходилось воевать также в Судане, Южной Африке и Индии. А в жару в кожаных сапогах особо не походишь, и практичные британцы адаптировали для своих нужд элемент обуви горцев в Гималаях — те плотно обматывали вокруг ноги длинный узкий кусок ткани от лодыжки до колена.

На санскрите он именовался «patta», то есть лента. Вскоре после подавления сипайского восстания эти «ленты» были приняты в обмундировании солдат «Британской индийской армии». К началу XX века уже вся армия Британской империи в полевых условиях носила обмотки, а в английский язык из хинди перешло слово «puttee», которым эти «ленты» и обозначались.

Любопытно, что в начале XX века обмотки были и общепринятым элементом одежды спортсменов Европы в зимнее время — бегунов, лыжников, конькобежцев. Часто использовали их и охотники. Эластичной синтетики тогда ещё не существовало, а плотный матерчатый «бинт» вокруг ноги не только фиксировал и защищал её, но и имел ряд преимуществ перед кожей.

Обмотка легче любых кожаных гетр или голенищ, нога под ней лучше «дышит», следовательно, меньше устаёт, и, что главное на войне, надёжно защищала ногу от пыли, грязи или снега. Ползая по-пластунски солдат в сапогах так или иначе будет загребать их голенищами, а обмотки — нет. При этом нога, обмотанная в несколько слоёв ткани, неплохо защищена и от влаги — ходьба по росе, мокрому грунту или снегу не приводит к промоканию насквозь.

В распутицу, в поле или в залитых водой окопах сапоги вязли в грязи и сползали, ботинок же с хорошо повязанной обмоткой крепко держался. В жару же ноги в обмотках не преют, в отличие от ноги в сапоге, а в холодную погоду дополнительный слой ткани неплохо согревает.

Но главным для большой войны оказалось иное свойство обмоток — их потрясающая дешевизна и простота. Именно поэтому уже к 1916 году солдаты всех воюющих стран сражались, в основном, в обмотках.

Производство этого нехитрого предмета достигало тогда фантастических объёмов. Например, только одна британская компания Fox Brothers&Co Ltd за годы Первой мировой произвела 12 млн пар обмоток, в развёрнутом состоянии это лента длинной 66 тыс. км — достаточно, чтобы два раза обернуть всё побережье Великобритании.

Не смотря на всю простоту, обмотки имели свои особенности и требовали навыков для их ношения. Существовало несколько разновидностей обмоток. Наиболее распространёнными были обмотки, фиксировавшиеся завязками, но были и разновидности, крепившиеся маленькими крючками и пряжками.

В русской армии обычно использовались самые простые обмотки на завязках длиной 2,5 м и шириной 10 см. В положении «снято» они сматывались в рулон, причём шнурки оказывались внутри, являясь своего рода «осью». Взяв такой рулон, солдат начинал наматывать обмотку на ногу снизу-вверх. Первые витки должны быть самыми тугими, тщательно закрывая верхнюю часть ботинка спереди и сзади. Затем лента бинтовалась на ногу, последние витки немного не доходили до колена. Конец обмотки обычно представлял собой треугольник, в вершину которого вшивались два шнурка. Эти шнурки обматывались вокруг последнего витка и завязывались, получившийся бантик прятался за верхний край обмотки.

В итоге ношение обмоток требовало определённого навыка, так же, как и удобное ношение портянок. В немецкой армии суконная обмотка длинной 180 см и шириной 12 см крючком цеплялась за край ботинка и туго наматывалась снизу-вверх, фиксируясь под коленом завязками или специальной пряжкой. У англичан был самый сложный метод повязывания обмотки — сначала с середины голени, потом вниз, затем снова вверх.

Кстати, способ завязывания армейских ботинок в годы Первой мировой заметно отличался от современного. Во-первых, тогда чаще всего использовался кожаный шнурок — синтетических тогда ещё не было, а матерчатые быстро изнашивались. Во-вторых, он обычно не завязывался на узлы или бантики. Применялась так называемая «шнуровка одним концом» — на конце шнурка завязывался узел, шнурок продевался в нижнее отверстие шнуровки так, чтобы узел оказался изнутри за кожей ботинка, и другой конец шнурка последовательно продевается через все отверстия.

При таком способе солдат, надев ботинок, одним движением затягивал всю шнуровку, оборачивал конец шнурка вокруг верха ботинка и просто затыкал его за край или за шнуровку. За счёт жёсткости и трения кожаного шнурка такая «конструкция» надёжно фиксировалась, позволяя одеть и завязать ботинок буквально за секунду.

В России обмотки появились весной 1915 года. Поначалу они именовались «суконные защитные бинты на голени», и командование планировало использовать их только летом, возвращаясь от осенней до весенней распутицы к прежним сапогам. Но нехватка сапог и рост цен на кожу заставили использовать обмотки в любое время года.

Ботинки к обмоткам использовались самые разные, от добротного кожаного, образец которого был утверждён командованием 23 февраля 1916 года, до разных поделок фронтовых мастерских. Например, 2 марта 1916 года приказом командования Юго-Западного фронта №330 было начато изготовление солдатского брезентового башмака с деревянной подмёткой и деревянным каблуком.

Показательно, что Российская империя вынуждена была закупать на Западе не только сложное оружие вроде пулемётов и авиадвигателей, но и такие примитивные вещи как обмотки — к началу 1917 года в Англии вместе с коричневыми ботинками купили такую большую партию шерстяных обмоток горчичного цвета, что они широко применялись в пехоте все годы гражданской войны.

Именно ботинки с обмотками и гигантские закупки обуви за границей позволили русской армии к 1917 году немного снять остроту «сапожного» кризиса. Только за полтора года войны, с января 1916 года по 1 июля 1917-го, армии потребовалось 6 млн 310 тыс. пар сапог, из них было заказано за границей 5 млн 800 тыс. За 1916 год в армию и на тыловые склады поступило до 29 млн пар обуви (из них только около 5 млн пар сапог), а за все годы Великой войны в России среди прочего обмундирования на фронт было отправлено 65 млн пар кожаных и «парусиновых»-брезентовых сапог и ботинок.

При этом за всю войну Российская империя призвала под ружьё более 15 миллионов человек. По статистике, за один год боевых действий, на одного военного тратилось 2,5 пары обуви. Только за 1917 год армия износила почти 30 миллионов пар обуви. До самого конца войны обувной кризис так и не был окончательно преодолён.